Что будет если эта буря кончится?
Что, если весь мир падет? По холодным осколкам планет, погасшим солнцам и разрушенным созвездиям гулял беспризорный космический ветер. Он разносил по всем уголкам Вселенной отжившее свое корабли, могущественные союзы и бессмертные расы. Его вой отдавался эхом в остановившихся навсегда турбинах, но звездолеты оставались неподвижными и мертвыми.
А в его порывистых движениях чудилось отчаяние брошенного ребенка - деревянные стенки скрипнули, протестующе содрогнувшись от удара, но не сдались. Вихрь отступил, настороженно и недоверчиво, чтобы потом подхватить покореженную и опаленную телефонную будку. Осторожно, чутко, как уставшего птенца. Он нес её сквозь пространство, власть над временем была ему не ведома. Он спешил, чувствуя под хрупкой оболочкой суматошное биение жизни. Беспокойные сердца отказывались прекращать свой одуряющий бег и замолкнуть навсегда. Доктор жив.
Излечивший мир от зла, людей от черствости и желание предавать самих себя каждый день и каждый час - он ничком лежал у приборной доски. Кровь темными сгустками присохла к губам и капала на пиджак и пол. Доктор ранен. В самое сердце.
На Галлифрее верили, что правое сердце дано для чувств и спонтанности, в то время как левое - для разума и верности своему народу. Джону Смиту Доктор пытался отдать правое, мятежное и обидчивое, желавшее счастья и спокойствия. Семьи вместе с Розой.
А получилось, что этой мыслью были отравлены оба сердечных клапана. И левое болело даже сильнее - оно знало, что все можно было исправить. Что бухтой Злого Волка ничего не заканчивалось.
- Ты терпишь? - хриплый голос Т.А.Р.Д.И.С. заставил Доктора пошевелиться и сесть. Тяжело привалившись спиной к опорной стойке пульта, он улыбнулся и утер кровавую дорожку рукавом. Зажмурился, прислушиваясь к мерному рокоту заключенной под обшивкой бесконечности.
- Я должен, - ответил он, устало смежив веки. - Раздав все долги, я должен узнать, как она. Как там моя Роза.
- Наша, - укоризненно поправил его самый лучший в мире корабль.
- Да. Наша Роза.
продолжениеЛондон предавался сонной воскресной неге - миссис Смит вежливо раскланялась с молочником, пропустила девчушку на велосипеде и перешла дорогу. Её волосы давно утратили прежний оттенок, сдавшись под напором пыли времен, которую пристало называть благородными сединами. Да и походка давно перестала быть размашисто-уверенной.
- Нам теперь стоит беречь старые косточки, подружка, - пробормотала она, сжимая узловатые пальцы на бархатной обложке псалтыря. Её путь лежал в церковь на еженедельную мессу, в окружении старых друзей и соседей.
Мальчик-служка, напоминавший своей широкой беззаботной улыбкой её внука Ричарда, поспешно подхватил под локоток престарелую прихожанку, помогая преодолеть высокие ступеньки и зайти в затененный портал. И проводил на её излюбленное место в четвертом ряду. Женщина как обычно потрепала его по щеке, с печалью думая, что теперь у мальчишек слишком уж быстро заканчивается этот шебутной возраст.
"- Современные дети слишком быстро взрослеют, знаешь ли. - жаловалась она невестке. - К восемнадцати годам они уже ведут себя как старики: ничем не интересуются, живут по расписанию. И ничего не ищут, пока оно само в руки не свалится. Готовенькое."
Мелисса только пожимала на это плечами - она уже успела наесться досыта историями свекрови, напоминавшими сюрреалистическую выжимку из Звездных войн, Стар Трека и какого-нибудь детектива, с харизматичным героем-гением на переднем плане. На этих байках росли Джордж и Сэнди, теперь вот выслушивал Ричард. Невестка как-то посоветовала Розе записывать эти бредни (тогда она называла их фантазиями) и, быть может, стать новой Роулинг или Астрид Линдгрен.
"- Ох, милая, - Роза улыбнулась и покачала головой, - эти истории не будут никому интересны. Они слишком походи на правду, чтобы быть просто вымыслом.
- Ну как же, - фыркнула Мелисса, поправляя вечернюю прическу, - остроносый чудак в чужом коричневом плаще и на летающей космической тарелке - прямо каждый день вижу!"
Роза тогда только улыбнулась. К сожалению, новое поколение Смитов не успело познакомиться с зеркальным отражением Доктора. С её Джоном, ставшим опорой и невозмутимым защитником в рухнувшем мире. Они были нужны друг другу - Роза гасила жестокость и чрезмерную порывистость супруга, а тот вытаскивал её из пучины отчаяния, буквально заставляя находить плюсы в каждом различии этого мира с тем, закрытым от неё навсегда. Они были потерянными детьми, осиротевшими одновременно. И потерявшими одно и тоже.
Джон увел её из Торчвуда, почти силком, напоследок расквасив нос неунывающему Харкнессу.
Взбрыкнув, она решила основать свое собственное дело и уже через полгода их небольшая парикмахерская торжественно распахнула двери для клиентов.
Они все делали наперекор и будто бы на спор. "Мы будем счастливы!" - кричали они в лицо окружающему миру, взобравшись на вершину Эйфелевой башни. Джон подарил ей Париж.
Она ему, девятью месяцами позже - сына.
Так и закрутилось.
Но судьба всегда вносит правки, хотят её игрушки этого или нет: Джона унес инфаркт. Ему было всего лишь пятьдесят три года, врачи говорили, что сердце должно было выдержать удар. Остался бы рубец. Но жизненно важная мышца порвалась в клочья, как если бы по нему выстрелили из дробовика.
- Он умер быстро, - сказали Розе и её заплаканным детям.
- Его сердце слишком много перенесло, - ответила она, бросая горсть земли на черное дерево гроба, опускавшегося в могилу. Родственники не позволили вдове заказать темно-синий гроб. Но заставить убрать с могильной плиты надпись - Это только начало - не смогли.
По утрате семейства Смитов скорбели все - Роза долго находила на пороге испеченные пироги или желе, словно еда должна была заглушить боль опустошенной души.
Но соседям было лучше знать.
Таким же неоспоримым был тот факт, что место в церкви рядом с ним всегда было свободно.
"- Словно он был не парикмахером, а героем войны, - ужасалась Роза"
"- Он был великим человеком, - пожимала плечами Донна, - умел смотреть в души людей и помогать им."
"- У моего мужа была подпольная частная психологическая практика?"
"- Без шуток, Роза. Его очень многие звали своим доктором..."
Миссис Смит промокнула платочком выступившие слезы и тяжело вздохнула. Свет падал вниз сквозь витражи, слепя и без того слабые глаза. Она снова попросила Господа о здоровье для сына, о хоть какой-то разборчивости для Сэнди, явно не собиравшейся останавливаться на третьем браке.
- А Ричарду скоро закрывать сессию, - проворчала она, веско захлопывая псалтырь, - и мне не хотелось бы, чтобы будущее светило медицины срезался на философии. Не там прореживаешь ряды! - тихонько усмехнувшись, женщина осенила себя крестом. Позади послышались чьи-то неуверенные шаги, слишком уж неторопливые, для припозднившегося представителя благочестивой паствы.
Роза обернулась, прищуриваясь против яркого солнечного света. Приветственная улыбка медленно сползала с лица, но обмануться было невозможно. Как и не сказать.
- Ты говорил, что ненавидишь приземляться в воскресения. - прошептала она, чувствуя как сердце заполошно забилось, стремясь вырваться прочь из одряхлевшей клетки тела. Незнакомо знакомое лицо Доктора смотрело на неё с тоской и нежностью, прощая и извиняясь за годы разлуки. И непрезентабельный внешний вид, впрочем, подумала Роза, что в этом пришлось бы извиняться им двоим.
- Раньше это и вправду было очень скучно. - криво улыбнулся он и охнул, прижимая ладонь к окровавленному боку.
- А теперь?
- А теперь мне не с чем сравнивать. - ответил Доктор, беззаботно встряхивая побелевшей челкой.
- Как Тардис?
- О, женщины, имя вам коварство! - возмущению была бы хоть какая-то цена, если бы не улыбка. И не поспешные шаги к ней навстречу, такие же неловкие и робкие, как и её - Вы только и способны, что думать друг о друге!
- Потому что на неё можно положиться, - рассмеялась Роза, держась за горячую ладонь.
- Только на неё?
- Пока жива Тардис - с тобой все в порядке.
- Я бы поспорил, - Доктор поморщился от боли, но все равно обнял бывшую мисс Тайлер, - со мной все может быть в порядке только в одном случае. Когда рядом со мной вы обе.
Что будет, когда буря кончится?
И я увижу тебя такой, какая ты теперь.
Но получается, что я нашел тебя.
И не хочу бежать, пораженный... в самое сердце
зы: все равно не прочтут, но мысль выплеснута