Гончими псами летим через ночь по следу своих утрат. Путь безнадежен, но так суждено – мы знаем об этом, брат... ©
Заявка: Кроссовер с "Ведьмаком". Любой персонаж-эльф, дошедший до жизни такой (концепция эльфов у Сапковского)
Размер: три части, 1 456 слов
Благодарность: Бете, как всегда, Норлин, без тебя бы этого текста не было совсем.
Воин
Ночь неотвратимо захватывала мир. Бархатистые купы еловых верхушек ласково касались изнанки мрачнеющего неба. Удушливая, влажная, липнущая к телу, хмарь засыпающего леса сгущалась с каждым вдохом. Меж стволов уже блуждали неверные тени, раздирая темноту отрывистой перекличкой волчьей стаи и уханьем охотящихся сов. Звонкий стрекот насекомых плотной кисеей повисал на тянущихся к небесам кустарниках. Летняя полночь разбросала по небосклону крохотные алмазные искорки звезд, звезд, чей льдистый свет на мгновение коснулся запрокинутого вверх лица.
Белка вновь перевел взгляд на змеящуюся внизу дорогу. Чуть прищурился, ловя нечеткое движение в самом начале тропы. Оскалился, вдыхая тяжелый, дурманящий аромат. Пропустил меж пальцев оперение понравившейся стрелы.На выдохе натянул тетиву, чувствуя сладкое упоение от почти свершившейся мести. Секунда, еще одна. Древко стремительно пронзило сгустившиеся сумерки, скользнуло между ветвями и алчно впилось в горло неловко повернувшегося человека. Убитый, скорее почувствовав подступающее удушье, нежели распознав острую боль, округлил глаза, заскреб пальцами по расшитому нагруднику. И под визгливый вопль женщины вывалился из кареты. Ехавшая следом подвода не успела остановиться и подпрыгнула один раз, другой. Заполыхали разожженные факела, в ответ на одиночный выстрел в несчастную сосну вонзилось с полсотни стрел и болтов, но было уже поздно. Скоя’таэль был уже далеко.
За те минуты, пока перепуганная стража короля Фольтеста сумела сообразить, что же именно произошло с казначеем, белка бесшумно спустился с дерева и успел отбежать на несколько десятков шагов от места лежки.
- Тиррин! – шикнули ему из-под куста. – Сюда!
- Морлен, какого… - эльф нырнул под услужливо приподнятую ветку и съехал вниз в замаскированный овраг. – Было сказано же уходить! – краснолюд недовольно хмыкнул и пробормотал.
- Сказано – не сказано. Сморчка пришили, так почему не попытаться забрать все остальное? Там же наверняка под сидениями …
- Мешки с золотом, россыпи драгоценностей и слитки? – эльф скептично фыркнул, стягивая с головы шапку и взъерошивая коротко стриженые волосы. – Морлен, не впадай в детство. Смертные сейчас ведут себя, как перепуганный дикообраз. Иголки во все стороны и только ждут, что на них бросятся. Приказ был более чем ясен - убить и вернуться в лагерь.
Краснолюд неодобрительно покачал головой и хмыкнул в разделенную на две косы бороду - Нет в тебе выдумки, Приемыш. Обожаемый тобой Фаоильтиарна был бы рад лишнему мешку золота. А то и двум.
Тиррин швырнул в скалящегося коротышку шапкой и усмехнулся.
- Прекрати. Не приравнивай все к золоту. Мы сражаемся за свободные леса. За целые неприкосновенные чащи, каким раньше был бескрайний Эрин Гален, в которых могли бы жить наши родичи, загнанные на иссушенные ветрами отроги гор. – Морлен затих и выдохнул сочувствующе.
- Карнистир…
- Нет. – эльф, слепо смотревший куда-то в сторону, дернулся как от удара и покачал головой. – Просто Тиррин – только это имя я могу носить теперь, не оглядываясь на легенды и древние баллады. И я буду сражаться, друг мой Морлен. Сражаться с обнаглевшими потомками опекаемых ранее Последышей за то, что некогда принадлежало нам безраздельно. До последней капли проклятой крови моего рода.
Лагерь встретил их шумными разговорами, обрывистым стаккато рыдающих мелодий и ярко-полыхающим кострами – белки праздновали преддверие Ламмаса. Праздновали с таким отчаянным безумием, словно пытались превратить своими действиями мрачные чащобы Брокилона в давно утерянную Доль Блатанна. Не об этом ли стонали нескончаемые песни? Не об этом ли заклинал бескрайнее Мироздание каждый эльф, вроде бы давно забывший о милости древних богов? Несмотря на всю жестокость и ярость, белки больше всего напоминали Тиррину заблудившихся детей, что ждут помощи несмотря ни на что. Хоть и не подают вида. Сумрачно усмехнувшись, он провел ладонью по коротко остриженным волосам и отвернулся от поляны. Ему тоже было знакомо это ощущение неотвратимого одиночества - он жил с ним неизмеримо долгое время, хотя планировал протянуть лишь несколько мгновений. Опустошенный, ошеломленный одним лишь осознанием – «все кончилось» – он брел вперед, ожидая скорого конца, а мгновения предательски превратились в годы. На протяжении которых, он раз за разом задавал себе вопрос: почему именно он? Не младшие, груз вины которых был меньше. чем у каждого из них. Не самые старшие, всегда ясно видевшие окружающую их Тьму и старавшиеся удерживать их всех от ее объятий. Не средние, с кем он был как одно целое? Почему именно он, самый несдержанный и бестолковый? Почему ему выпало смотреть на гибель Дома и постепенное увядание всего народа. Наблюдать, как смертные шаг за шагом выходят вперед, оттесняют и, влекомые завистью, начинают ненавидеть и жаждать их крови. Или это испытание, дающее возможность вылить собственные боль и гнев в ответной ненависти? Он устал спрашивать себя об этом и, однажды повесив на пояс меч, так и привык, как сейчас, касаться пальцами рукояти, отгоняя ее холодом бесполезные терзания.
Полководец
Отсветы лагерных костров плясали по деревянным стенам землянки, являясь единственным источником света в царившем там полумраке. Исенгрим не считал разумным тратиться на освещение, предпочитая размышлять в тишине и спасительных объятиях темноты. На расстеленные на столе карты падал неверный свет из крошечного оконца. На самих бумагах крошечными точками пестрели будущие и прошлые засады, были начерчены тонкие тропы, по которым отряды уже завтра расползутся по ближайшим территориям, готовясь к внезапным атакам на человеческие поселения и безрассудных путников.
Фаоильтиарна отклонился на спинку стула и непроизвольно потер давно зарубцевавшийся шрам – благоприобретенная привычка касаться уродливой отметины, пятнавшей щеку эльфа от кончика рта до разреза глаза. Кожа, навсегда стянутая росчерком стали, болезненно натягивалась при любом неосторожном движении, но мог ли сравниться этот неудобный зуд с постоянной агонией всего его существа? Полководец сжал в кулаке рукоять клинка и резко швырнул его в проложенные мхом бревна. Не глядя. Потому что знал, что бритвенно острое лезвие засело точно на уровне грудной клетки. И если бы у стены, прислонившись к ней спиной, стоял человек – он, скорее всего, был бы уже пришпилен к древесине. И отчаянно хрипел, тщась вытащить намертво засевшее между ребрами оружие.
По лагерю прокатился долгий, вибрирующий в каждой клетке тела волчий вой – засидевшиеся скоя’таэли, явно дурачась, выводили пронзительные рулады на появившуюся из-за облаков полнокровную луну. Ровно до раздавшегося вопля – «И кто же это удумал, сучьи дети!!!» - принадлежавшего какому-то краснолюду. Поджарые, узкомордые бурые волки были настоящим бичом земель, лежащих у Эребора, бесконечно долгое время. Видимо, страх перед этими тварями сохранился до сих пор, прорываясь выстраданными рефлексами.
Все снова смолкло – даже ночные звери остерегались подавать голос перед ликом белого светила. Словно бы все исчезло. И за бревенчатыми стенами, и за древесными стволами. Мир исчез. Война сгинула без конца. И, словно бы, в продолжение последнего ощущения раздался мелодичный девичий голос. Напряженная тишина внезапно изжила себя, наполнившись словами о наступающей бескрайней тьме, которой нет конца и начала. О том, что только бредя сквозь скопища теней приходит осознание… первоначальный смысл яркого полуденного солнца. Трель свободно рвалась выше и выше в сумрачные небеса, чтобы под конец острым камнем упасть словами забытого языка:
- Mornie utulie…
Исенгрим Фаоильтиарна осел в колченогий стул, вперившись застывшим взглядом в земляной пол под ногами. Шрам внезапно закололо от соленых слез, он не сразу вспомнил, как это дышать.
Перед его глазами стояла все та же картина, что и сотни лет назад. Безликое собрание улыбавшихся домочадцев, ненавязчивый перебор струн и улыбающийся сын, его юный Зеленый лист мрачного Эрин Гален. Мертвый принц мертвого леса.
- Mornie alantie – прошептал Трандуил, с силой проводя по сухим щекам. – Я обещаю тебе.
Повелитель
Над опустевшей долиной клубился туман – он бесплотными змейками струился между деревьями, оголтело свиваясь в невесомые облака и оседая росой на зеленой траве. Единственный цвет на фоне общего запустения и тоски…
Босоногая дева беззвучно шагала по разросшимся цветам, давно выбравшихся за границы дорожек и расползшихся по всей земле. Крупные головки склонялись от прикосновений летящего шелка, роняя вниз хрустальные капли. Но никакого пения птиц или даже шороха листьев – Доль Блатанна все еще спал вечным сном и не испытывал по этому поводу никаких тревог. Как и не чувствовал своей важности, как оплота памяти и символа. И был упрямо равнодушен к чужим, даже самым страстным, мольбам.
Францеска подобрала промокший насквозь подол платья и побежала к показавшимся среди разросшихся кустов мраморным стенам, спасаясь от внезапно разразившегося летнего дождя. Встряхнула расплетшимися косами и прошла внутрь чудом сохранившегося строения, безошибочно ориентируясь в стылом сумраке, обступившем её на втором шаге от входа. Несмотря на срок жизни под солнцем, любой народ выстраивает схожие обиталища для своих мертвых. И старается с уважением и трепетным почтением относится к чужим могильникам. Кроме людей. Если бы выродившиеся Последыши могли найти это укромное место, они давно растащили бы все, что можно продать. Начиная с хрупких шарообразных светильников, уныло покачивавшихся возле каждой ниши, заканчивая самими статуями, навсегда застывших на мраморных постаментах.
Эльфийка вела ладонью по полу стертым надписям, вырезанным в камне, вспоминая лица родных и смутно знакомых, нараспев произнося их давно позабытые остальными имена. Остались только прозвища, запечатленные в легендах.
И упоительное осознание, что достигнуто неизмеримо большее. Дева, встретившая бессчетное множество рассветов, рассмеялась торжествующим, каркающим смехом и взобралась в объятия последней статуи, чтобы прижаться всем телом и приникнуть к мраморным губам жарким поцелуем.
- Сначала Дол, а потом весь мир, возлюбленный мой. – Францеска нежно улыбнулась, грея ладонями каменное лицо, и закрыла глаза, погружаясь в странный сон, в котором они вместе гуляют по ныне запущенным землям Лориена.
Сон, в котором её все еще зовут Галадриэль.
Размер: три части, 1 456 слов
Благодарность: Бете, как всегда, Норлин, без тебя бы этого текста не было совсем.
Воин
Ночь неотвратимо захватывала мир. Бархатистые купы еловых верхушек ласково касались изнанки мрачнеющего неба. Удушливая, влажная, липнущая к телу, хмарь засыпающего леса сгущалась с каждым вдохом. Меж стволов уже блуждали неверные тени, раздирая темноту отрывистой перекличкой волчьей стаи и уханьем охотящихся сов. Звонкий стрекот насекомых плотной кисеей повисал на тянущихся к небесам кустарниках. Летняя полночь разбросала по небосклону крохотные алмазные искорки звезд, звезд, чей льдистый свет на мгновение коснулся запрокинутого вверх лица.
Белка вновь перевел взгляд на змеящуюся внизу дорогу. Чуть прищурился, ловя нечеткое движение в самом начале тропы. Оскалился, вдыхая тяжелый, дурманящий аромат. Пропустил меж пальцев оперение понравившейся стрелы.На выдохе натянул тетиву, чувствуя сладкое упоение от почти свершившейся мести. Секунда, еще одна. Древко стремительно пронзило сгустившиеся сумерки, скользнуло между ветвями и алчно впилось в горло неловко повернувшегося человека. Убитый, скорее почувствовав подступающее удушье, нежели распознав острую боль, округлил глаза, заскреб пальцами по расшитому нагруднику. И под визгливый вопль женщины вывалился из кареты. Ехавшая следом подвода не успела остановиться и подпрыгнула один раз, другой. Заполыхали разожженные факела, в ответ на одиночный выстрел в несчастную сосну вонзилось с полсотни стрел и болтов, но было уже поздно. Скоя’таэль был уже далеко.
За те минуты, пока перепуганная стража короля Фольтеста сумела сообразить, что же именно произошло с казначеем, белка бесшумно спустился с дерева и успел отбежать на несколько десятков шагов от места лежки.
- Тиррин! – шикнули ему из-под куста. – Сюда!
- Морлен, какого… - эльф нырнул под услужливо приподнятую ветку и съехал вниз в замаскированный овраг. – Было сказано же уходить! – краснолюд недовольно хмыкнул и пробормотал.
- Сказано – не сказано. Сморчка пришили, так почему не попытаться забрать все остальное? Там же наверняка под сидениями …
- Мешки с золотом, россыпи драгоценностей и слитки? – эльф скептично фыркнул, стягивая с головы шапку и взъерошивая коротко стриженые волосы. – Морлен, не впадай в детство. Смертные сейчас ведут себя, как перепуганный дикообраз. Иголки во все стороны и только ждут, что на них бросятся. Приказ был более чем ясен - убить и вернуться в лагерь.
Краснолюд неодобрительно покачал головой и хмыкнул в разделенную на две косы бороду - Нет в тебе выдумки, Приемыш. Обожаемый тобой Фаоильтиарна был бы рад лишнему мешку золота. А то и двум.
Тиррин швырнул в скалящегося коротышку шапкой и усмехнулся.
- Прекрати. Не приравнивай все к золоту. Мы сражаемся за свободные леса. За целые неприкосновенные чащи, каким раньше был бескрайний Эрин Гален, в которых могли бы жить наши родичи, загнанные на иссушенные ветрами отроги гор. – Морлен затих и выдохнул сочувствующе.
- Карнистир…
- Нет. – эльф, слепо смотревший куда-то в сторону, дернулся как от удара и покачал головой. – Просто Тиррин – только это имя я могу носить теперь, не оглядываясь на легенды и древние баллады. И я буду сражаться, друг мой Морлен. Сражаться с обнаглевшими потомками опекаемых ранее Последышей за то, что некогда принадлежало нам безраздельно. До последней капли проклятой крови моего рода.
Лагерь встретил их шумными разговорами, обрывистым стаккато рыдающих мелодий и ярко-полыхающим кострами – белки праздновали преддверие Ламмаса. Праздновали с таким отчаянным безумием, словно пытались превратить своими действиями мрачные чащобы Брокилона в давно утерянную Доль Блатанна. Не об этом ли стонали нескончаемые песни? Не об этом ли заклинал бескрайнее Мироздание каждый эльф, вроде бы давно забывший о милости древних богов? Несмотря на всю жестокость и ярость, белки больше всего напоминали Тиррину заблудившихся детей, что ждут помощи несмотря ни на что. Хоть и не подают вида. Сумрачно усмехнувшись, он провел ладонью по коротко остриженным волосам и отвернулся от поляны. Ему тоже было знакомо это ощущение неотвратимого одиночества - он жил с ним неизмеримо долгое время, хотя планировал протянуть лишь несколько мгновений. Опустошенный, ошеломленный одним лишь осознанием – «все кончилось» – он брел вперед, ожидая скорого конца, а мгновения предательски превратились в годы. На протяжении которых, он раз за разом задавал себе вопрос: почему именно он? Не младшие, груз вины которых был меньше. чем у каждого из них. Не самые старшие, всегда ясно видевшие окружающую их Тьму и старавшиеся удерживать их всех от ее объятий. Не средние, с кем он был как одно целое? Почему именно он, самый несдержанный и бестолковый? Почему ему выпало смотреть на гибель Дома и постепенное увядание всего народа. Наблюдать, как смертные шаг за шагом выходят вперед, оттесняют и, влекомые завистью, начинают ненавидеть и жаждать их крови. Или это испытание, дающее возможность вылить собственные боль и гнев в ответной ненависти? Он устал спрашивать себя об этом и, однажды повесив на пояс меч, так и привык, как сейчас, касаться пальцами рукояти, отгоняя ее холодом бесполезные терзания.
Полководец
Отсветы лагерных костров плясали по деревянным стенам землянки, являясь единственным источником света в царившем там полумраке. Исенгрим не считал разумным тратиться на освещение, предпочитая размышлять в тишине и спасительных объятиях темноты. На расстеленные на столе карты падал неверный свет из крошечного оконца. На самих бумагах крошечными точками пестрели будущие и прошлые засады, были начерчены тонкие тропы, по которым отряды уже завтра расползутся по ближайшим территориям, готовясь к внезапным атакам на человеческие поселения и безрассудных путников.
Фаоильтиарна отклонился на спинку стула и непроизвольно потер давно зарубцевавшийся шрам – благоприобретенная привычка касаться уродливой отметины, пятнавшей щеку эльфа от кончика рта до разреза глаза. Кожа, навсегда стянутая росчерком стали, болезненно натягивалась при любом неосторожном движении, но мог ли сравниться этот неудобный зуд с постоянной агонией всего его существа? Полководец сжал в кулаке рукоять клинка и резко швырнул его в проложенные мхом бревна. Не глядя. Потому что знал, что бритвенно острое лезвие засело точно на уровне грудной клетки. И если бы у стены, прислонившись к ней спиной, стоял человек – он, скорее всего, был бы уже пришпилен к древесине. И отчаянно хрипел, тщась вытащить намертво засевшее между ребрами оружие.
По лагерю прокатился долгий, вибрирующий в каждой клетке тела волчий вой – засидевшиеся скоя’таэли, явно дурачась, выводили пронзительные рулады на появившуюся из-за облаков полнокровную луну. Ровно до раздавшегося вопля – «И кто же это удумал, сучьи дети!!!» - принадлежавшего какому-то краснолюду. Поджарые, узкомордые бурые волки были настоящим бичом земель, лежащих у Эребора, бесконечно долгое время. Видимо, страх перед этими тварями сохранился до сих пор, прорываясь выстраданными рефлексами.
Все снова смолкло – даже ночные звери остерегались подавать голос перед ликом белого светила. Словно бы все исчезло. И за бревенчатыми стенами, и за древесными стволами. Мир исчез. Война сгинула без конца. И, словно бы, в продолжение последнего ощущения раздался мелодичный девичий голос. Напряженная тишина внезапно изжила себя, наполнившись словами о наступающей бескрайней тьме, которой нет конца и начала. О том, что только бредя сквозь скопища теней приходит осознание… первоначальный смысл яркого полуденного солнца. Трель свободно рвалась выше и выше в сумрачные небеса, чтобы под конец острым камнем упасть словами забытого языка:
- Mornie utulie…
Исенгрим Фаоильтиарна осел в колченогий стул, вперившись застывшим взглядом в земляной пол под ногами. Шрам внезапно закололо от соленых слез, он не сразу вспомнил, как это дышать.
Перед его глазами стояла все та же картина, что и сотни лет назад. Безликое собрание улыбавшихся домочадцев, ненавязчивый перебор струн и улыбающийся сын, его юный Зеленый лист мрачного Эрин Гален. Мертвый принц мертвого леса.
- Mornie alantie – прошептал Трандуил, с силой проводя по сухим щекам. – Я обещаю тебе.
Повелитель
Над опустевшей долиной клубился туман – он бесплотными змейками струился между деревьями, оголтело свиваясь в невесомые облака и оседая росой на зеленой траве. Единственный цвет на фоне общего запустения и тоски…
Босоногая дева беззвучно шагала по разросшимся цветам, давно выбравшихся за границы дорожек и расползшихся по всей земле. Крупные головки склонялись от прикосновений летящего шелка, роняя вниз хрустальные капли. Но никакого пения птиц или даже шороха листьев – Доль Блатанна все еще спал вечным сном и не испытывал по этому поводу никаких тревог. Как и не чувствовал своей важности, как оплота памяти и символа. И был упрямо равнодушен к чужим, даже самым страстным, мольбам.
Францеска подобрала промокший насквозь подол платья и побежала к показавшимся среди разросшихся кустов мраморным стенам, спасаясь от внезапно разразившегося летнего дождя. Встряхнула расплетшимися косами и прошла внутрь чудом сохранившегося строения, безошибочно ориентируясь в стылом сумраке, обступившем её на втором шаге от входа. Несмотря на срок жизни под солнцем, любой народ выстраивает схожие обиталища для своих мертвых. И старается с уважением и трепетным почтением относится к чужим могильникам. Кроме людей. Если бы выродившиеся Последыши могли найти это укромное место, они давно растащили бы все, что можно продать. Начиная с хрупких шарообразных светильников, уныло покачивавшихся возле каждой ниши, заканчивая самими статуями, навсегда застывших на мраморных постаментах.
Эльфийка вела ладонью по полу стертым надписям, вырезанным в камне, вспоминая лица родных и смутно знакомых, нараспев произнося их давно позабытые остальными имена. Остались только прозвища, запечатленные в легендах.
И упоительное осознание, что достигнуто неизмеримо большее. Дева, встретившая бессчетное множество рассветов, рассмеялась торжествующим, каркающим смехом и взобралась в объятия последней статуи, чтобы прижаться всем телом и приникнуть к мраморным губам жарким поцелуем.
- Сначала Дол, а потом весь мир, возлюбленный мой. – Францеска нежно улыбнулась, грея ладонями каменное лицо, и закрыла глаза, погружаясь в странный сон, в котором они вместе гуляют по ныне запущенным землям Лориена.
Сон, в котором её все еще зовут Галадриэль.
@темы: Эльфы, Полет фантазии, Бред писательский, Пристрелите фаната, Откуда у Львёны руки растут, Tvarius Grafomanius, Игры с чужими куклами, "Пф-ф-ф", Сильмариллион
-
-
23.09.2011 в 00:38-
-
23.09.2011 в 01:04Правда, не будет ли это выглядеть как "персонажи из Сильма играют Сапковского"....
-
-
23.09.2011 в 01:10-
-
23.09.2011 в 01:12-
-
23.09.2011 в 01:14